Воспоминания Героя Советского Союза Василия Ивановича МИНАКОВА о летчике 2-го гвардейского Краснознаменного ИАП имени Сафонова Б.Ф. ВВС Северного флота Николае Герасимовиче ГОЛОДНИКОВЕ.
Если бы кто-нибудь из фронтовых друзей Николая Герасимовича Голодникова посмотрел на него в 1938 году, вряд ли допустил бы мысль, что этот 16-летний ученик слесаря может стать прославленным асом Заполярья. А он, этот ученик слесаря, спустя два года без отрыва от производства закончил Таганрогский аэроклуб и поступил в Ейское военно-морское авиационное училище.
С первых же дней своей летной «карьеры» юноша проявил незаурядные авиаторские способности. Те, кто учил Голодникова, говорили: «Родился летчиком». И отмечали его величайшую любовь к авиации, к летному делу — самозабвенную, перед которой нет непреодолимых преград. Она привела его в аэроклуб и в авиационное училище. Она звала его к вершинам летного мастерства, Она помогла ему научиться быть в небе грозой для фашистов.
Уже в начале войны Николай Голодников был отличным истребителем. Он прекрасно знал материальную часть своего самолета, безукоризненно — пилотировал его, снайперски стрелял. Но на фронт он не попал. Его и нескольких выпускников, наиболее подготовленных, оставили в училище в качестве пилотов-инструкторов. А друзья-однокашники, улетевшие на фронты, сообщали, что такой-то сбил одного, второго «юнкерса», «мессершмитта», и Николай крепко грустил по вечерам, когда выпадала свободная минута.
Командир звена старший лейтенант А.И. Дрожжин в пиковые моменты, когда наступал предел человеческих сил, говорил своим инструкторам:
— Понимаю, тяжело нам, ребята, но нужно! Нужно готовить для фронта пилотов.
И продолжались монотонные, изнурительные полеты. Взлет, полет по кругу, посадка или пилотаж в зоне. Каждый день одно и то же.
Обстановка несколько разряжалась, когда наступало обучение боевому применению — стрельбе по воздушным и наземным целям, бомбометанию с пикирования. Это воодушевляло инструкторов, представлялось как бой, где они проверяли свое умение.
В мартовский погожий день весной сорок второго года в училище прибыл начальник Управления ВВС Военно-Морского Флота генерал-лейтенант авиации С.Ф. Жаворонков. 50 процентов летчиков обратились к нему с просьбой об отправке в боевые части. Он пригласил инструкторов на беседу.
Семен Федорович начал разговор с того, что охарактеризовал обстановку на морях, рассказал о работе флотской авиации.
— На всех флотах обстановка сложная, — говорил генерал. — Фронту нужны подготовленные летчики, такие, чтобы с ходу могли начать драться с врагом. A отсюда и важность, и необходимость вашей работы здесь, в училище. Поймите меня правильно. — Но рапорты не вернул.
Через несколько дней после посещения училища генералом С.Ф. Жаворонковым сержантам Николаю Голодникову и Василию Стрельникову (впоследствии Герой Советского Союза) объявили, что им разрешено убыть для прохождения дальнейшей службы в распоряжение командующего ВВС Северного флота. Их радости не было конца.
Голодникова направили в истребительный авиационный полк, которым в апреле сорок второго года стал командовать прославленный североморец Герой Советского Союза Борис Феоктистович Сафонов.
И вот Николай на фронтовом аэродроме. По обочинам летного поля торчали хоботы зенитных пушек. У сдвоенных, счетверенных задранных в небо тупоносых пулеметов дежурили расчеты — в любой момент мог появиться враг. Самолеты стояли в капонирах. Около них — щели для укрытия личного состава.
Добираясь к землянке, где располагался командный пункт полка, Голодников волновался, готовился к встрече со знаменитым асом Заполярья.
Возле землянки КП, на холмике, сидел, подперев подбородок рукой, и наблюдал за посадкой истребителей загорелый майор в черной кожанке и собачьих унтах. Рядом валялся летный меховой шлем.
— Товарищ майор, пилот-инструктор Ейского училища сержант Голодников прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы, — четко доложил Николай.
Сафонов неторопливо поднялся, внимательно оглядел русоволосого, невысокого, худощавого сержанта. Правильный профиль, черты резковаты, широкий подбородок с ямочкой. Красивый парень, плечистый, добрый. В спокойных серо-голубых глазах Сафонова проскользнула удовлетворенность.
— Значит, инструктор из Ейского, говоришь? Хорошо! — протянул Борис Феоктистович. — Нам такие орлы нужны. — Затем, повернувшись вправо, командир показал на самолет в крайнем капонире, сказал Голодникову: — Вот на этой машине будешь летать. Заграничная птица, именуемая «хаукер-харрикейн«. Требует внимания. Изучи ее как следует и начинай. Да, еще запомни — здесь не юг. Сопки, скалы, ущелья… Любая вынужденная посадка грозит гибелью. А нам надо не погибать, а побеждать. Поэтому хорошо ознакомься с местностью. Теперь же устраивайся на жилье, и за дело…
В гранитной скале, нависшей над маленькой речушкой были выдолблены землянки. В них двухъярусные койки — «партер» и «ложи», как прозвали эти этажи. Впрочем, землянка оказалась по-фронтовому уютной. Дрожащий огонек светильника из медной гильзы, печурка, самодельный стол, за которым сражались любители домина. Остальные обитатели полевого жилья неторопливо беседовали, лежа на койках или собравшись в кружок.
В апреле сорок второго года в Заполярье накал борьбы в воздухе возрос. С наступлением полярного дня участились налеты немецкой авиации. По несколько раз в день в зоне действия североморских истребителей появлялись группы бомбардировщиков противника, сопровождаемых истребителями. Если за март постами воздушного наблюдения, оповещения и связи было зарегистрировано семьсот вражеских самолетов, то в апреле количество их почти утроилось.
И все же лучшей школой для молодых летчиков являлся, конечно, бой. Ведомые опытными командирами, они изучали методы и приемы борьбы с врагом, повадки гитлеровских пилотов, учились бить с короткой дистанции, совершенствовали слетанность в паре и в группе, овладевали техникой радиообмена. В этом отношении показателен первый боевой вылет сержанта Николая Голодникова.
Перед вылетом ведущий пары лейтенант Семен Поляков сказал Голодникову:
— Запомни! От тебя сегодня требуется максимум осмотрительности и умение сохранять свое место в бою.
Восьмерка истребителей, которую возглавил командир эскадрильи капитан Александр Андреевич Коваленко (в июле сорок второго года он стал Героем Советского Союза), поднялась в воздух для прикрытия Мурманского порта от ударов фашистских бомбардировщиков. Прибыв в район, группа начала патрулировать над Кольским заливом. Голодников ровно держался в строю, сверлил горизонт глазами, хотел первым заметить появление вражеских самолетов. Вскоре наши летчики увидели «юнкерсов». В сопровождении истребителей они шли на Мурманск. Коваленко отметил, что основное прикрытие бомбардировщиков находится сзади, и, оценив обстановку, решил атаковать головную группу сзади снизу. Заняв удобную для удара позицию, ведущий с набором высоты пошел на сближение с противником. Ведомые четко повторили маневр.
Но в этот момент произошло неожиданное: несколько самолетов противника начали пикировать, подставив фюзеляжи под огонь наших истребителей. Вот уже видны открытые бомболюки, бомбы на внешних подвесках. Коваленко, не мешкая, открыл огонь по флагману первой девятки «юнкерсов». Остальные летчики группы тоже атаковали бомбардировщиков.
Вспыхнул и стал падать сбитый командиром с первой атаки «юнкерс». Бой разгорался. Пушечно-пулеметные трассы резали мурманское небо.
Заметив, что левое звена первой девятки сильно растянулось, Поляков при выходе из атаки боевым разворотом влево с ходу полоснул огневой трассой отставшего «юнкерса». Тот задымил и рухнул вниз. Стрелял по бомбардировщикам и Голодников. Но он явно торопился в прицеливании, стрелял «навскидку» с большой дистанции, а отсюда и результат: пугал врага, а не смертельно жалил его…
Почти тут же вступили в бой подоспевшие остальные самолеты полка. Оправившись от шока, вызванного нашей неожиданной атакой, вражеские истребители пытались связать советских пилотов боем, не допустить их к бомбардировщикам. Но это им не удалось.
Сержант Голодников не отставал от ведущего, огнем пулеметов отсекал попытки «мессеров» атаковать самолет Полякова. Александр Коваленко перевел свою машину в пикирование, на большой скорости догнал еще одного вражеского «юнкерса» И добил его короткой очередью. Это была его десятая победа с начала войны.
Боевые порядки противника были окончательно расстроены. Часть его самолетов успела сбросить бомбы в залив, другие ушли восвояси. Группа Коваленко тоже возвратилась на аэродром.
Пока технический состав готовил самолеты к повторному вылету, летчики собрались в командирской землянке.
— Наиболее распространенной ошибкой, — говорил Коваленко, — является потеря своего командира в бою. Запомните, одиночный самолет — легкая добыча для врага. Фашисты никогда не упустят такую возможность. Поэтому если уж потерял командира, то не рыскай в небе, а пристраивайся к любому нашему самолету или паре и действуй с ними. В этом случае обеспечиваются и взаимодействие, и взаимовыручка. Сегодня подобное случилось с сержантом Николаем Бокием. Но он быстро сориентировался и действовал правильно. Следующая характерная ошибка — потеря бдительности в воздухе. Начиная с вылета и кончая посадкой на аэродроме, нужно все время следить за воздухом, за противником. В бою зевать нельзя. Зазеваешься — собьют.
Комэск положительно охарактеризовал действия сержанта Голодникова. Затем комэск задал Николаю вопросы:
— Что видел до боя и в ходе его? Кого, где видел из своих, как маневрировал? Видел ли противника, сколько, где?
На все вопросы капитана Голодников ответил со знанием дела. Комэск остался доволен, но все же дополнил, указав, где ведомый должен быть в бою и как в этом случае обеспечивать ведущего. И указал на распространенную ошибку, которую довольно часто допускает молодежь: молодые летчики открывают огонь по противнику с больших дистанций. И врага не сбивают, и боекомплект расходуют напрасно. Наиболее эффективный огонь — с дистанции 50-100 метров.
Комэск взглянул на Голодникова и еще раз подчеркнул:
— Вам понятны ваши ошибки, сержант, в сегодняшнем бою?
— Так точно! — ответил Николай.
— Но это еще не все, — продолжал Коваленко. — Атаковать врага нужно смело и дерзко. Если атакуешь бомбардировщик, то действуй решительно, подходи ближе и расстреливай в упор. Когда так действуешь, то моральный дух у вражеского стрелка будет подавлен и он не сможет вести прицельный огонь. Нападай на врага, атакуй дерзко, чтобы у противника колени дрожали.
В землянку вошел инженер эскадрильи Дубровский и доложил комэску о том, что самолеты эскадрильи готовы к очередному вылету. Коваленко поблагодарил технический состав за подготовку машин к повторному вылету раньше срока. Затем распорядился:
— По самолетам. Трехминутная готовность в кабинах. Вылет по ракете.
С каждым вылетом, а их тогда бывало по семь-восемь в сутки, к Николаю приходило умение смотреть и видеть, оценивать обстановку и по незначительным эволюциям понимать маневр ведущего группы.
— Май сорок второго года для нашего полка был очень тяжелым, — вспоминал Николай Герасимович. — Несмотря на то что у нас были подготовленные воздушные бойцы, мы имели потери и в людях, и в технике.
Петр Сгибнев, как правило, сам водил эскадрилью в бой. И 29 мая утром он вылетел во главе восьмерки на перехват более двух десятков вражеских истребителей. Завязался ожесточенный воздушный бой. Комэск непрерывно находился в гуще «мессеров». Ведомый Карп Лопатин неотступно носился за ним, зорко охранял его с задней полусферы. Умело маневрируя, он подбил один самолет. Другой бросился на машину Сгибнева. Лопатин развернул свой истребитель и, расстреливая гитлеровца в упор, пошел наперерез «мессеру». Не успел стервятник отвернуть, в него врезался североморец. Оба самолета взорвались. Мужественный сын нашей Родины коммунист К.К. Лопатин исполнил свой воинский долг до конца. Так погиб мой друг сержант Карп Кузьмич Лопатин. Он сделал бросок в бессмертие.
В ночь с 30 на 31 мая погиб в воздушном бою, прикрывая конвой союзников, любимец североморцев подполковник Борис Феоктистович Сафонов. Не вернулся на аэродром и Павел Обувалов, который на горевшем самолете «хаукер-харрикейн» продолжал вести неравный бой с врагом. Были и другие потери, но славные традиции полка продолжали приумножаться воспитанниками наших героев пилотами-истребителями старшинами Николаем Бокием, Павлом Климовым (впоследствии Герои Советского Союза), Анатолием Кузичкиным, Семеном Романовым и другими. Приближался к рубежу опытных и Голодников.
Помнится Голодникову бой по отражению налета противника на порт и город Мурманск в июне сорок второго года. Группу из шести истребителей вел его комэск Герой Советского Союза Александр Андреевич Коваленко. С земли по радио передали нашим самолетам о приближении 10 вражеских истребителей и 20 бомбардировщиков.
Североморцы обнаружили «мессеров» выше себя. Но комэск так построил маневр, что наши незаметно подобрались к вражеским бомбардировщикам. С ходу, по его команде, шестерка краснозвездных «ястребков» устремилась в атаку. «Мессершмитты» не успели опомниться, как в воздухе загорелись два «юнкерса». Повторная атака — и еще два вражеских бомбардировщика рухнули на сопки Заполярья. Экипажи оставшихся машин стали поспешно сбрасывать бомбы и уходить на запад.
— До сих пор помню, — говорил Николай Герасимович, — ту неотразимую атаку командира эскадрильи капитана Александра Коваленко на ведущего группы бомбардировщиков Ю-87. Подойдя вплотную сзади снизу, он сделал крен почти под 90 градусов и открыл огонь. Хвост Ю-87 на наших глазах буквально отвалился. Это внесло панику во всю группу «юнкерсов». Кстати, этот Ю-87 был одним из немногих сбитых им бомбардировщиков, ибо Коваленко называли «истребителем истребителей».
В полку насаждалась сафоновская тактика ведения боя: точный маневр, быстрое занятие исходной позиции для атаки, стремительная атака и огонь с предельно малой дистанции. Сафоновцы никогда не спрашивали о числе вражеских самолетов, их интересовало только, где они. В истории полка много примеров успешных боев наших летчиков с превосходящими в три-четыре раза силами противника. Отмечен и такой факт: идя группой в 32 самолета, гитлеровцы передали по радио: «Окружены советскими истребителями, уничтожают». А наших было всего семь самолетов под командованием Б.Ф. Сафонова. В том бою было сбито 12 фашистских самолетов. Сафонов лично уничтожил два «юнкерса» и один Ме-109.
На вопрос о предельной дистанции, с которой можно открывать огонь, Сафонов отвечал: «Как увидишь заклепки на самолете противника, так и стреляй».
Памятным остался для Николая Голодникова июль сорок второго года. Многому в том месяце он научился, тогда же сбил первый вражеский самолет. Николай Голодников к тому времени считался в полку уже обстрелянным летчиком.
Во второй половине июля четверка наших истребителей вылетела по тревоге для отражения налета врага на главную базу флота. Ведущим группы был Павел Орлов (впоследствии Герой Советского Союза). Голодников летел у него ведомым. Ученик Сафонова, Павел Орлов был для Николая образцом мужественного летчика. И Орлову нравился этот скромный, застенчивый парень, страстно хотевший сбить вражеский самолет.
— Спокойно, Коля, — шутил капитан. — Твои самолеты от тебя не уйдут, скажу ребятам, чтоб не сбивали…
Истребители стремительно неслись над невысокими сопками, покрытыми низкорослым лесом. Под крылом самолета мелькали то ржавые пятна болот, то зеркальца озер. В беспорядке громоздились огромные гранитные валуны. Заполярную природу освещало неяркое северное солнце. Впрочем, любоваться пейзажем Николаю пришлось недолго.
— «Рубин-девять», «Рубин-девять», — услышал он в наушниках голос Орлова. — Набираем высоту, внимательно следите за воздухом!
Голодников окинул пространство вокруг. Небо чистое. И вдруг…
— «Рубин-пять», — доложил он срывающимся от волнения голосом, — внизу сзади — «мессершмитты»!
— Вижу! — Орлов положил свой самолет в глубокий вираж. Николай последовал за ним.
— Наши зенитки ведут заградительный огонь! — предупредил ведущего.
«Мессершмитты» пытались маскироваться под фон местности, пользуясь своим коричневым и блекло-зеленым камуфляжем. Наши истребители развернулись, пошли им навстречу. Николай услышал в наушниках распоряжение наземной радиостанции: «Идите к Полярному! Набирайте высоту!» И спокойный голос Орлова: «Я «Рубин-пять». Выполняю».
Наши истребители, быстро набирая высоту, мчались в указанном направлении. Николай Голодников не испытывал страха, он жаждал боя. И тут же различил хорошо заученные контуры вражеских самолетов.
— Группа «мессеров» слева!
— Идем в атаку! — скомандовал капитан. Раздумывать некогда, «мессеры» уже рядом. Неожиданно они сделали левый разворот. Уходят?
— «Рубин-пять», атакуйте! — голос с КП.
Истребитель Орлова врезался в строй вражеских машин. Голодников неотступно следовал за ведущим. Капитан короткой пулеметной очередью с близкой дистанции прошил «мессершмитт», и тот, оставляя в небе клубы черного дыма, рассек поверхность моря.
Голодников восхищался умением ведущего. Все в нем ликовало: «Молодец капитан! Как срезал!»
И в тот же момент над его самолетом простучала пулеметная очередь. Кажется, прошила крыло. «Черт, засмотрелся…» «Мессер» отходил с набором высоты.
Николай в ярости бросился за ним. Развив максимальную скорость, продолжал погоню, пока явственно не увидел черно-белые кресты на плоскостях вражеского самолета. Дрожа от нетерпения, дал длинную пулеметную очередь. Вторую, третью… «Мессер» летел как ни в чем не бывало — ни одна из трасс не задела машину.
Голодников лихорадочно принялся ловить «мессершмитт» в сетку оптического прицела. Но это никак не удавалось, собственный самолет плохо слушался его.
— Все равно я тебя доконаю, проклятый фашист! — вслух воскликнул Николай, раз за разом нажимая на гашетку. И вдруг услышал голос капитана:
— «Рубин-девять», ваше место? Я в районе Губа Грязная, высота две с половиной тысячи…
Растерянный и пристыженный, Николай поспешно развернул машину и поспешил в указанное место.
— «Рубин-девять», где были? — запросил Орлов.
— Атаковал «мессершмитта», — виновато признался Николай.
Капитан не ответил.
Николай так расстроился, что при посадке дал «козла». Таких неудачных посадок у него не бывало даже в училище. Зарулив на стоянку, вылез из кабины и непослушными, дрожащими пальцами стал отстегивать парашют. «Зарвался… Бросил командира в бою! Больше Орлов никогда не полетит со мной. Вообще вряд ли кто полетит. Отстранят от полетов… Ну вот, так и есть!» — казнил себя Голодников.
К нему бежал моторист:
— Командир эскадрильи приказал немедленно явиться на разбор!
— Ну все, отлетался, — махнул рукой Николай.
Орлов был в землянке один. Взглянул чуть устало.
— Садись, Николай, отдыхай. Как самочувствие? Не сбил фашиста?
Николай молчал, глядя на носки своих унтов.
— Не сбил, спрашиваю?
— Еще бы маленько…
— И сбил бы?
— Ага… Возможно. Ведь я его… Чуть-чуть оставалось…
— Вот-вот. И ему оставалось чуть-чуть. Немцу, что в хвост мне пристроился незаметно. Я ведь не очень оглядывался, надеялся на тебя. И вдруг трасса над самой кабиной! К счастью, тоже такой оказался — «чуть-чуть». Я с ним, как бог с черепахой…
— Виноват, товарищ капитан, — неожиданно для себя встал Голодников. — Конечно, допустил глупость. Если со мной полетите, то больше…
— Подумаю, — серьезно сказал командир. — И ты подумай. Ты же настоящим сафоновцем хочешь стать. Так ведь?
Через несколько дней вылет повторился. Пошли на прикрытие кораблей в главной базе. Четверку истребителей снова повел Павел Орлов. Голодников летел в той четверке ведомым у Семена Полякова. Прибыв в указанный район, летчики-североморцы через несколько минут обнаружили четыре ФВ-190 и четыре Ме-109. Гвардейцы находились выше их со стороны солнца. Павел Иванович Орлов подал команду:
— Атакуем «фокке-вульфов»!
Стремительной была атака. Орлов с ходу зажег ФВ-190. Ведущий Голодникова, лейтенант Поляков, атаковал ведущего второй пары. В этот момент Николай увидел, кaк на него устремились два Me-109. Он доложил об этом ведущему, чуть довернул вправо, дал очередь. И один из «мессершмиттов», загоревшись, полетел к сопкам. Но задача Голодникова — обеспечить успех ведущего. И он продолжал выполнять ее.
На разборе П.И. Орлов поздравил Голодникова с первой победой — сбитым «мессером», похвалил его, поставил в пример летному составу за выдержку и умение метко стрелять. В заключение сказал:
— Так держать, Николай! Я в тебя верил и верю!..
В ту ночь Голодников долго не мог уснуть. То ли от холода, то ли от беспокойных мыслей. Вокруг слышалось мирное посапывание — авиаторы спали. Лишь в углу землянки вполголоса о чем-то своем переговаривались Николай Бокий и Павел Климов.
Запомнился Николаю один из полетов в сентябре сорок второго года. Этот полет едва не стал для него последним. Его эскадрилья должна была прикрыть четырех штурмовиков, наносивших удар по конвою противника, обнаруженному авиаразведкой.
— Прикрытие осуществит восьмерка истребителей, — сказал комэск. — Группа будет действовать справа, слева и сзади. Первая пара Полякова пойдет сзади штурмовиков и правее 200-400 метров; вторая пара Романова — слева, выше первой на 400-500 метров, а третья пара Хрусталева — ниже штурмовиков. Моя пара будет ударной и полетит на тысячу метров выше охраняемых самолетов.
В заключение Павел Иванович подчеркнул, что для надежного прикрытия очень важна бесперебойная радиосвязь истребителей со штурмовиками и истребителей между собой.
И вот штурмовики и истребители в воздухе. Собрались, заняли свои места в боевом порядке, взяли курс к цели. На горизонте появились корабли, а вместе с ними и вражеские истребители.
— Павел, справа, ниже пятисот метров, — «мессеры»! — Это голос Хрусталева.
Вот и Орлов различил камуфлированные желто-зеленым крылья «мессеров». Шестнадцать самолетов. На большой скорости они идут прямо на шестерку прикрытия с расчетом пробить ее и затем атаковать «илы». Наступила очередь вступить в дело ударной паре.
— Вперед! — И Орлов вместе с Бокием начал стремительное снижение наперерез «мессерам».
Внизу первая пара — Поляков и Голодников — уже успела развернуться для встречной атаки. Но следовавшая за ними пара только заканчивала разворот. В это мгновение сплелись в цветастый узел смертоносные трассы бортового огня истребителей. Неистово заработали все стволы самолета Орлова.
Осиное тело ведущего фашистской группы занимает в прицеле все большую площадь и, наконец, вспыхнув, проваливается прочь. «Есть двенадцатый!» Но по-настоящему порадоваться нет времени. Бой в самом разгаре, и, надо быть очень внимательным, чтобы не потерять из виду ни одного самолета — ни своего, ни вражеского.
— Атака! — скомандовал по радио ведущий штурмовиков. «Илы» пошли в пике.
Потоплен транспорт, два сторожевика. Наши самолеты вышли из зоны зенитного огня. «Мессершмитты» вновь стали наседать, пытаясь взять реванш.
Николай Голодников рассказал мне об особенностях того боя:
— Всю воздушную обстановку до цели и после отхода от нее я видел, но был поставлен в очень сложное положение. Одну атаку противника Ил-2 отразил, но сам попал под огонь другой пары Ме-109. Увернулся. Вижу, снова к «илам» несется Ме-109, под девяносто градусов к моему самолету. Отбиваю его охоту атаковать Ил-2. И вдруг почувствовал удар. Острая боль пронзила тело. Кабина полна дыма, пыли. Делаю резкий маневр. Все рассеялось. Мотор работает. Но что же произошло?
Осматриваюсь. Добавляю мотору обороты, а скорость машины падает. Винт оказался на большом шаге, триммер руля высоты разбит. Что делать? Рядом вьется Семен Поляков, отбивается от «мессеров». Спасибо ему, что не дал стервятникам добить меня. Маневрировать мне нельзя. Так всю дорогу и шел на малой скорости по прямой до самого аэродрома.
На разборе установили, что в мой самолет попало всего два снаряда: один в кок винта, где было сосредоточено электрическое управление его шагом, а второй — в стальную шестеренку управления триммером руля высоты. Сам же я получил осколочное ранение мягких тканей и через небольшой промежуток времени вернулся в строй.
Большим событием для личного состава 2-го гвардейского истребительного Краснознаменного авиаполка имени Б.Ф. Сафонова было назначение командиром капитана Петра Георгиевича Сгибнева. Это смелый и решительный командир. Его высокое мастерство в технике пилотирования, неотразимые атаки по врагу служили образцом для подчиненных.
Петр Сгибнев до начала войны с фашистами служил в 12-й отдельной истребительной эскадрилье ВВС КБФ. Здесь его и застала Великая Отечественная. Он участвовал в потоплении вражеского эсминца в Ирбенском проливе 6 июля 1941 года, лично отправил на морское дно торпедный катер неприятеля. 28 августа 1941 года Сгибнев и его ведомый, выполнив боевое задание по разведке, в районе острова Рухну встретили четыре вражеских истребителя Ме-109. Завязался воздушный бой. Два самолета противника были сбиты, но и сгибневский истребитель получил серьезные повреждения: вышли из строя пять из девяти цилиндров мотора, заклинило управление элеронами. Летчик проявил исключительное мужество и посадил горящую машину на аэродром. До октября 1941 года он сделал 186 боевых вылетов на истребителе И-153, провел четырнадцать воздушных боев, сбил четыре вражеских самолета, был дважды ранен.
После госпиталя его направили в 72-й смешанный Краснознаменный авиаполк ВВС Северного флота, где он был на должностях летчика, командира звена, заместителя командира эскадрильи. В марте 1942 года стал командиром эскадрильи, которая под его руководством сбила 34 самолета врага. За пять месяцев пребывания на Северном флоте Петр Сгибнев 74 раза вылетал на боевое задание, участвовал в семи воздушных боях, сбил шесть самолетов противника. 23 октября 1942 года капитан П.Г. Сгибнев стал Героем Советского Союза. Петр Сгибнев часто вспоминал блокадный Ленинград. Ведь он его защищал в 1941 году. Там был тяжело ранен. Под Ленинградом пал в бою его брат Николай. Во время бомбежки города погибли сестра и младший брат Борис.
Двадцатилетний командир полка буквально с первых шагов заявил о себе как умелый руководитель, волевой начальник, искусный воздушный боец, веселый и общительный человек в минуты отдыха.
В октябре сорок второго года 2-й гвардейский авиаполк получил десять самолетов «аэрокобра». Подобрали группу летчиков для освоения нового самолета. В нее попал и Николай Голодников. Об этих «заморских птицах» он вспоминал:
— Надо прямо сказать, что в северных условиях самолет себя не оправдал. Часто отказывала пушка, да и двигатель не надежный. Последующие его модификации (с пушкой 37 миллиметров и другим двигателем) были лучше и позволили нам иметь равные возможности с истребителями противника Me-109 и ФВ-190. При бое на больших высотах мы имели даже превосходство.
Полеты и победы гвардейцев, мастерство их атак не могли быть столь результативными без кропотливой, порой выходящей, казалось, за пределы человеческих возможностей работы инженерно-технического состава. Как говорил Борис Феоктистович Сафонов, девяносто процентов наших успехов были подготовлены на земле инженерами, техниками, механиками, мотористами. О них порой мало пишут и говорят, но мне хотелось бы отметить инженера по вооружению капитана Бориса Соболевского, техников лейтенанта Петра Беседных, Михаила Рябова, Сергея Гурина, Николая Дубровина, впоследствии старшего инженера эскадрильи, механиков сержанта Владимира Руденко, Николая Ашуха, Трофима Потапенко, умельца на все руки старшего техника лейтенанта Андрея Стренадько и многих других.
Значение подготовки техники к бою Николай Герасимович показал мне на одном примере.
— В апреле сорок третьего года, — рассказывал он, — на нашу стоянку прибыл командир полка капитан Сгибнев. Помню, невысокий, ладно сбитый, подвижный и такой молодой, что если бы не твердый взгляд карих глаз на продолговатом загорелом лице, то показался бы совсем юношей. На синем, кителе сверкала Золотая Звезда Героя. На его боевом счету было уже восемнадцать лично сбитых им самолетов врага и около трехсот шестидесяти боевых, вылетов. Через месяц, третьего мая, Петр Георгиевич Сгибнев нелепо погиб в авиационной катастрофе.
Командир полка подозвал к себе меня и моего ведомого Александра Заподобникова, сказал: «Обстановка, ребята, сложная. В районе Эйна-губа появились «фоккеры». Вам необходимо срочно вылететь и прикрыть там мотобот с важным грузом».
Пара «ястребков» оторвалась от земли. Полет проходил на малой высоте и большой по тому времени скорости. При подходе к району прикрытия Голодников обнаружил впереди и выше два «фоккера».
— Нас они, видимо, не заметили, — продолжал Николай Герасимович, — так как начали заходить для атаки мотобота. По радио передаю ведомому: «Атакую ведущего, смотри за его ведомым!» Слышу ответ Заподобникова: «Вас понял!»
Дистанция между самолетом Голодникова и «фокке-вульфом» быстро сокращалась. Николай подошел к нему метров на 50, взял небольшое упреждение и нажал на гашетку. Но пушка, сделав один выстрел, замолкла. Пулеметы тоже перестали работать после двух-трех выстрелов. Что делать? Голодников быстро перезарядил и то и другое оружие. Пушка не стреляла, а пулеметы сделали только по два-три выстрела.
Лейтенант Заподобников атаковал второй ФВ-190, но тот быстро ретировался и вышел из боя.
«Фоккер», которого атаковал Голодников, ушел на свою территорию. Задачу североморцы выполнили, но вражеский самолет не уничтожили, хотя имели к тому реальную возможность.
Этот случай был расследован и тщательно разобран. Оказалось, что готовил самолет к повторному вылету молодой оружейник. Пулеметную ленту он вставил наоборот, а пушку после первого выстрела заклинило опять же по его вине.
Через некоторое время Голодникова пригласил к телефону командир бригады генерал-майор авиации Николай Трофимович Петрухин и спросил его:
— Почему вы не добили ФВ-190?
Николай доложил. На это комбриг заметил:
— Это не я спрашиваю, это летчик ФВ-190, которого вчера сбил Петр Коломиец. Он находится у меня. Его самолет получил десять попаданий в мотор и дотянул до аэродрома. Вам ясно? Стрелять надо лучше.
Колоритной фигурой был у Голодникова ведомый.
В разгар воздушных схваток с фашистами в полку появился младший лейтенант. Крупный, широкоплечий, он шагал по аэродрому слегка покачиваясь, как заправский моряк, хотя из его наивных ответов было ясно, что с морем он знаком больше по кино. Парень был энергичен, вынослив и жизнерадостен, быстро сошелся со всеми, любил весело пошутить и на остроты не обижался. Кто-то из его ровесников, молодых летчиков, прозвал его Карасем, должно быть, за выпуклые глаза. И когда Заподобников вылетел на первое боевое задание, в эфире прозвучал его веселый голос:
— Я — Карась! Вижу самолеты противника!
Над морем завязался ожесточенный бой. За новичком увязались два «мессершмитта». Он развернулся и так умело зашел в атаку, что фашисты показали хвосты.
— Молодец, Карась, дрался великолепно! — поздравил его ведущий в воздухе.
От души пожали руку Заподобникову друзья и на земле.
Симпатичный парень в первом же бою завоевал признание опытных воздушных бойцов. Но летал он пока только ведомым, и на его боевом счету не было ни одного сбитого самолета врага.
Почти в каждом полете Заподобников, как правило, первым замечал противника. Вот только один пример. Голодников вел звено истребителей на прикрытие своих кораблей. Первую пару возглавлял он сам. Его ведомым был Александр Заподобников. Ведущий второй пары — старший сержант Евгений Гредюшко. Его прикрывал лейтенант Николай Пилюс.
Вскоре по радио донеслось:
— Справа четыре «мессера», Я — карась! Слева еще четыре «мессера», я — Карась!
Затем от него поступило еще несколько докладов. Голодников ответил ему:
— Вижу, помолчи!
Вновь голос Карася:
— Ему говоришь, а он ругается!
От тихого по натуре парня это прозвучало в эфире как гром. Реплику ребята потом часто вспоминали, а Саша в сердцах сказал Голодникову:
— Я не помню случая, чтобы на мой доклад вы сказали, что не видите!
Погиб Александр Заподобников при блокировании аэродрома в Луостари, сбив в этом вылете Me-109.
Его хоронили со всеми возможными во фронтовой обстановке воинскими почестями. На траурном митинге товарищи говорили о прекрасных душевных качествах молодого бойца, о том, как легко и быстро он вошел в дружную семью гвардейцев-истребителей.
Несмотря на сложную обстановку, тяжелые бои и потери, авиаторы полка не унывали. Были летчики, которые создавали положительный настрой, снимали то напряжение, которое выражалось у каждого по-своему. К неунывающим относились Павел Орлов, Дмитрий Реутов, Анатолий Кузичкин. Был и еще один интересный человек — Владимир Шварев. У него на каждый случай в полку был свой аналогичный. И рассказывал о них пилот с таким юмором, что заслушаешься. Каждый раз по-иному. А когда его пытались разоблачить, он смеясь говорил, что одно и то же никому не интересно и скучно. И в этом Шварев был прав.
Любимцем полка был и Валентин Юдин, изумительный летчик и музыкант. Его феноменальная музыкальная память изумляла многих. А его концерт на семиструнной гитаре перед последним боевым вылетом просто неповторим. Он играл так, будто чувствовал, что больше никогда не будет играть. Валентин Юдин погиб в том бою, когда Николай Бокий сбил известного фашистского аса Мюллера. Это случилось 19 апреля сорок третьего года.
С июня сорок третьего года Голодников ведомым уже не летал. Командование доверило ему быть ведущим второй пары звена, затем ведущим звена, группы в шесть-восемь самолетов. Войну он закончил заместителем командира эскадрильи.
До последнего боевого вылета для Голодникова сафоновская формула боя оставалась неизменной. Но был еще один важный девиз, способствовавший успеху, — «Один за всех и все за одного». Никто из гвардейцев не чувствовал себя одиноким в бою. Николай Голодников не помнил случая, когда бы летчики группы обеспечивали успех только ведущего. Бой строился так, чтобы сокрушить противника. Кто это сделает — ведущий или ведомый, — не столь важно. Должен сделать тот, кому ЭТО удобно в данный момент. Голодников гордился тем, что в проведенных боях он не потерял ни одного ведомого.
Вот один из эпизодов его умелого руководства боем. В тот день девятка бомбардировщиков вылетала третий раз. Ей предстояло нанести удар по вражеским кораблям в порту Петсамо. Для прикрытия ударной группы пошло звено Николая Голодникова.
Вот и Петсамо. «Ну, сейчас начнется», — мелькнула мысль у Николая. С кораблей, стоявших в порту, их заметили: по курсу появились первые «цветочки» — черные шапки разрывов снарядов. Чем ближе подходили к цели, тем их становилось все больше.
Голодников во главе четверки вышел вперед, чтобы упредить «мессеров». Рассудил: главное сейчас для бомбардировщиков — преодолеть заградительный огонь.
Началась атака. С самолетов точно горох посыпались бомбы. Их взрывы покрыли корабли, причалы. Все заволокло дымом. Когда группа вышла из зоны огня, Николай услышал тревожный сигнал.
— Командир, сзади «мессеры»! — Это докладывал ведущий второй пары истребителей старший сержант Евгений Гредюшко.
Голодников осмотрелся. Да, сверху и снизу на бомбардировщиков наваливались «мессершмитты». Более десятка. Николай принял решение: в бои не ввязываться, отсекать истребителей противника от бомбардировщиков.
Тут подоспели наши «ястребки». Четверка Владимира Покровского (впоследствии стал Героем Советского Союза) устремляется в атаку на «мессеров». Но они быстро перестроились и один за другим двинулись на «петляковых».
Голодникову атаковать их с ходу неудобно. Он командует:
— Атаковать ведомому второй пары!
Сам делает резкий маневр, обеспечивая ему атаку. Первая короткая очередь, и «мессер» взрывается в воздухе. Пыл стервятников чуть остыл. Но шоковое состояние быстро проходит. Парами, четверками вражеские самолеты пытаются зайти в хвост нашим истребителям, охранявшим бомбардировщиков. Но те всякий раз резким маневром отрываются от преследователей и, развернувшись, отвечают огнем.
В то, что случилось дальше, было трудно поверить. Один из фашистских истребителей зашел в хвост самолета Голодникова. Еще мгновение — и прогремит роковая очередь из четырех пушек. Но Николай мгновенно среагировал: убрал газ и дал рули на скольжение. «Мессершмитт» проскочил вперед, а Голодников, увидев над собой вражеский истребитель, прибавил обороты мотору, пошел на «горку» и в короткой схватке сбил стервятника.
Наиболее сложной задачей, которую приходилось часто решать Голодникову и его подчиненным, было блокирование аэродромов, где базировались истребители противника. Все назначенное для блокирования время приходилось находиться под огнем зениток. Патрулируя на разных высотах, в зонах вероятного взлета вражеских истребителей, гвардейцы, несмотря на смертельную опасность, были готовы к действию в любой момент.
Николаю Голодникову с товарищами часто приходилось прикрывать союзные конвои, шедшие с грузами в Mурманск и Архангельск. Их обычно встречали истребители и корабли Северного флота на удалении 150 километров от побережья.
В один из дней зимы сорок четвертого года Николай вел группу истребителей к очередному конвою. Впереди шел лидер — Пе-3. Его пилотировал Виктор Стрельцов (впоследствии Герой Советского Союза). Вдруг его самолет перевернулся и пошел к воде. Голодников и ведомые забеспокоились: противника не видно, а машина валится. В чем же дело? А летчик Пе-3 вдруг выводит самолет из пикирования и выполняет боевой разворот. Повторял такие эволюции Стрельцов несколько раз.
Когда сафоновцы возвратились на аэродром, немедленно посыпались вопросы: что за фокусы Стрельцов делал?
А тот с улыбкой отвечает:
— Сегодня я был прикрыт вами. А вчера от меня Me-110 переворотом ушел, я не смог выполнить тот же маневр. Вот и потренировался.
Летчики-истребители знали, что Пе-3 — самолет пилотажный, но такое они видели впервые.
Прошло около двух лет после того неудачного боя Николая Голодникова и его памятной беседы с капитаном Орловым. Старший лейтенант Голодников стал отличным истребителем. На его кителе уже блестели два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени. Он сам теперь водил в бой молодых летчиков.
Как-то раз группа истребителей под его командой прикрывала бомбардировщиков, летевших на аэродром врага. Противник не ожидал атаки, и все же шестерка «мессершмиттов» успела подняться. Маскируясь за сопками, ушла в западном направлении.
— Будьте внимательны, они вернутся, — предостерег Голодников ведомых.
И вскоре в эфире раздался голос одного из летчиков:
— Впереди ниже группа «мессеров».
Бомбардировщики к этому времени уже сбросили свой груз и легли на обратный курс. «Мессершмитты» увязались за ними. Голодников первым бросился в атаку и с ходу сбил один из самолетов противника. И тут же услышал голос своего ведомого Гредюшко:
— Товарищ командир, вас атакуют!
— Отстань, зайди ему в хвост!
Голодников заложил глубокий вираж. «Мессер» пронесся мимо и тут же попал под огонь пулеметов Гредюшко.
— Молодец, хорошо усваиваешь сафоновскую науку, — похвалил Голодников ведомого.
Наверно, и сам вспомнил, как давалась эта наука, но зато теперь ею владел в совершенстве. Имел на личном счету пять сбитых самолетов врага и семь в группе, провел много успешных боев. А главной заботой считал помощь новичкам, обучение их сафоновскому стилю боя.
Командование Северного флота придавало большое значение воздушной разведке аэродромов противника, баз флота и кораблей на переходе морем. Эту задачу выполняли как специально подготовленные экипажи разведывательного полка, так и выделяемые летчики-истребители. Доводилось летать на воздушную разведку и Николаю Голодникову. Для этой цели его самолет был оборудован фотоаппаратом.
Однажды Голодникова вызвали на командный пункт полка. Подполковник Дмитрий Федорович Маренко, склонившись над картой, сказал:
— Через двадцать минут вам надо быть вот здесь и сфотографировать корабли противника до появления наших торпедоносцев, затем после боя. Метеообстановка в районе действий: облачность десять баллов, ее высота пять тысяч. Конвой прикрывается Me-110. Заправьте подвесные бензобаки. На цель заходите со стороны противника. При встрече с самолетами врага уходите в облака с разворотом на запад. Вопросы есть?
— Ясно. Разрешите выполнять?
— Выполняйте, Николай Герасимович! — Командир полка крепко пожал ему руку.
Голодников направился к самолету. Он понимал всю важность порученного дела и гордился тем, что начальство ценит его летное мастерство, выдержку и хладнокровие и поручает столь ответственные задания.
На аэродроме инженер полка Булыгин спросил:
— «Рисовать» полетите?
«Рисованием» называли фотосъемку боевых объектов. Голодников кивнул головой в знак согласия, залез в кабину, проверил работу мотора, опробовал рацию и подал знак выбить из-под колес колодки.
Истребитель взлетел с короткого разбега и устремился в северном направлении. Затем, изменив курс, Голодников повел машину над морем.
Он легко нашел конвой противника. Охранявшие его самолеты группами кружились в своих секторах. Надо было обмануть их бдительность. Голодников спрятался в облака, и когда, по его расчетам, оказывался над кораблями, стремительно выходил из засады и проносился вдоль каравана с включенными фотоаппаратами. Запоздалые зенитные разрывы оставались позади.
Первую часть задания выполнил. Теперь надо было ждать торпедоносцев. Они появились в сопровождении истребителей точно в указанное время и с ходу атаковали вражеский конвой. Голодников занял место над ними. Атаку торпедоносцев он наблюдал не впервые, но каждый раз это зрелище восхищало его.
Увлеченный съемкой Голодников не заметил, как два вражеских самолета оказались позади него.
— «Рубин», в хвосте «мессеры»! — услышал в наушниках.
Мгновенно заложив левый вираж, Голодников скрылся в облаках.
Бой разгорался. Взрывались, горели, тонули корабли. Разведчик носился над местом боя, снимая на пленку каждый эпизод. Отдалившись от цели для очередного захода, увидел мрачные гранитные скалы. Сверху казалось, что они загорелись от двух прижавшихся к ним пылающих кораблей. Еще несколько минут — и пламя потухло: две посудины приказали долго жить.
Выполнив задание, Голодников повернул на аэродром. Погода изменилась. Неожиданно поднявшийся встречный ветер разорвал облака, угнал их. До самого горизонта открылось бледное северное небо…
Фашистский истребитель Голодников увидел только тогда, когда над кабиной пронеслась длинная огненная стрела. Нырнул вниз, оглянулся. Кажется, удалось отделаться несколькими пробоинами в плоскости. У него не было боезапаса, чтобы ответить врагу. Форсировав до отказа мотор, сотрясая воздух ревом и грохотом, Голодников бросил свой самолет на вражескую машину. Та легла в глубокий вираж, изготовилась к новой атаке. Еще раз воздух прорезала огненная струя. Новые отметины появились на плоскости и фюзеляже разведчика. По всему было видно, гитлеровец — опытный пилот…
Голодников буквально слился со своей быстрой, верткой машиной. Он носился над морем: то круто взмывал ввысь, то почти срывал гребни волн, устремлялся на «мессершмитт», имитируя атаку. Рядом с ним чертили небо очереди, рвались снаряды, а безоружный разведчик продолжал свою отчаянную игру, ожидая, когда враг израсходует боезапас.
Два краснозвездных «ястребка» появились неожиданно. Один, пролетев над кабиной «мессера», отвлек на себя внимание гитлеровского летчика, другой зашел в хвост и ударил сразу из всех стволов. Все было кончено за полминуты.
На земле Голодников обнял своих спасителей — Николая Бокия и Николая Диденко (впоследствии Герои Советского Союза).
— Спасибо, друзья, избавили от морской ванны!
Когда в лаборатории проявили снимки, стал ясен итог боя: один эсминец, три транспорта и тральщик из фашистского конвоя нашли свой конец на дне моря.
Бывало и так: вылетит Голодников на разведку одного, второго, третьего аэродрома, а над ними барражируют «мессершмитты». Что делать? В таких случаях он уходил в сторону солнца, набирал высоту. Затем на максимальной скорости со снижением, буквально под «мессерами», производил фотографирование и столь же быстро отрывался от них. При выполнении таких полетов в машину Голодникова попадали осколки зенитных снарядов, бывали повреждения и посерьезнее. 20 опасных рейдов совершил Николай на разведку аэродромов и за их успешное выполнение был награжден орденом Красной Звезды. А командующий ВВС Северного флота генерал-лейтенант авиации Андреев вручил воздушному следопыту Голодникову наручные часы.
Однажды в составе звена Голодников вышел на разведку кораблей противника в море. Существенных целей для самолетов-торпедоносцев они не обнаружили. При возвращении внимание привлек одиночный танкер у мыса Маккаур, пытавшийся прижаться к скалистому берегу. Николай оценил обстановку: «А не атаковать ли посудину?» Доложив на землю об обнаружении танкера, он запросил разрешение штурмовать его. «Добро» дали.
И вот четыре истребителя во главе с Голодниковым ринулись в пике. Загрохотали их тридцатисемимиллиметровые пушки. Taнкеp загорелся. Сафоновцы, сделав круг над пылающей посудиной, взяли курс на свой аэродром. Что ж, похвально: истребители сработали за торпедоносцев. Через некоторое время в полк пришло подтверждение, что вражеский танкер водоизмещением 1500 тонн полностью сгорел и затонул.
Памятными для Николая Голодникова были полеты на прикрытие наших торпедных катеров. Эти корабли действовали против караванов противника, следовавших в порты Киркенес, Петсамо и обратно. Об одном из таких полетов привожу рассказ самого Голодникова.
— Пятнадцатого сентября сорок четвертого года шестерка «аэрокобр» вылетела по тревоге на прикрытие отряда торпедных катеров, которыми командовал капитан третьего ранга Василий Панфилович Федоров. Они после выполнения боевого задания имели повреждения и преследовались четырьмя сторожевыми катерами противника. Ведущим группы истребителей был комэск капитан Виктор Максимович. С ним в паре летел старший лейтенант Георгий Шевченко. Ведомым у меня был старший лейтенант Виктор Заверюха, а у лейтенанта Евгения Гредюшко — лейтенант Николай Пилюв.
Остались позади обрывистые сопки. Самолеты — над неласковым Баренцевым морем. Куда ни глянешь — вода, свинцовая, студеная. Истребители поддерживают друг с другом только визуальную связь. Максимович строго-настрого приказал до подхода к цели не пользоваться радио.
Некоторое время самолеты идут почти вслепую в размытых облаках. Потом они выходят из них, и вот уже видны наши торпедные катера и «морские охотники» противника. С высоты они кажутся безобидными ребячьими игрушками, вынесенными в море из мелкого ручейка.
В наушниках раздается твердый и спокойный голос капитана Максимовича:
«Федоров! Как ты меня слышишь?»
«Слышу отлично!»
«Буду атаковать «охотников»! Голодников, прикрой!»
Атака пары Максимовича была стремительной и эффективной. Наши истребители, пикируя и поливая сторожевиков огнем, заставили гитлеровцев отказаться от преследования торпедных катеров и отойти от них. Внезапно со стороны суши появились восемь Ме-109 и ФВ-190. Голодников доложил командиру, что идет в атаку на противника. Тот ответил согласием.
Сделав внезапную «горку», Голодников с высоты молниеносно обрушился на врага. Вот уже разразилась очередью пушка. Снаряды достигают цели. «Мессер» вспыхнул и камнем пошел вниз.
В небе одновременно завязывается несколько ожесточенных схваток. Гитлеровцы, ошеломленные внезапным ударом, чувствуют себя неуверенно. Голодников ловит в прицел очередной Ме-109. Противник свалил свою машину на крыло поворотом на «горке». Николай сделал то же самое, но с замедлением и оказался выше. Гитлеровец почувствовал, что ему несдобровать, и бросился в пике. Голодников — за ним. Самолеты с огромной скоростью неслись вниз. Море быстро приближалось. Оно надвигалось темной громадой, и казалось: нет никакой силы, чтобы уйти от него. Перед самой водой немец вырвал машину из пикирования. Голодников также рванул ручку на себя и перешел в горизонтальный полет. От страшной перегрузки у него потемнело в глазах. Откинул голову на заголовник. Постепенно прежняя реакция и зоркость вернулись.
А «мессершмитт» летел впереди, метрах в ста, и не делал попыток скрыться или обороняться. Может быть, враг решил, что «кобра» врезалась в воду? Или после головоломного пилотажа не мог прийти в себя? Николай поймал противника в прицел, нажал на гашетку. Но, видимо, сказалось напряжение — огонь был неточным. И тут фашист осознал свою оплошность. Он стал бросать машину из стороны в сторону.
— Бей его, Голодников! — советовал по радио Максимович, наблюдавший за боем.
Процедив сквозь зубы: «Не мешай», Голодников еще зорче стал следить за маневром вражеского самолета и, когда тот начал левый разворот, немного приподняв нос — своего истребителя, всадил в него очередь из пушки.
— Когда заканчивался воздушный бой, — сказал Николай Герасимович, — катерники передали по радио, что одна и та же «кобра» сбила два самолета. Это были мои шестой и седьмой «мессершмитты». В том бою наша группа сбила четыре вражеских самолета и не дала охотникам противника расправиться с подбитыми торпедными катерами.
Николай Голодников сражался с немецко-фашистскими захватчиками до окончания боев в Заполярье. Он гордится тем, что участвовал в боях за Родину под руководством таких прославленных командиров, как дважды Герой Советского Союза подполковник Б. Ф. Сафонов, подполковники П.Г. Сгибнев и Д.Ф. Маренко, благодарен за добрые советы, товарищеские наставления комиссарам и заместителям по политической части подполковникам Ф.П. Пронякову и А.П. Ускову. Он многому научился в вопросах организации летной работы у начальника штаба полка подполковника И.Ф. Антонова. Для него навсегда осталось высоким примером летное мастерство заместителей командира полка подполковников А.Н. Кухаренко и А.М. Сухомлина, комэсков майора А.А. Коваленко, капитанов П.И. Орлова, В.П. Максимовича.
В послевоенный период Николай Герасимович Голодников служил в морской авиации, стал летчиком первого класса, командовал эскадрильей, работал на других командных должностях, был начальником летного училища, летал на многих типах реактивных самолетов. В мирное время Николай Герасимович награжден двумя орденами Красной Звезды и орденом Трудового Красного Знамени. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоено почетное звание «Заслуженный военный летчик СССР».
Источник: armedman.ru, Автор: Минаков В.И. Торпедоносцы атакуют: Записки морского летчика. - Л.: Лениздат, 1988. с. 163-187.