Из воспоминаний капитан-лейтенанта Хицудзи (книга «Saigo no Hikotei» — последняя летающая лодка).
В ноябре 1942 года капитан-лейтенант Хицудзи командовал разведывательным гидросамолетом H6K4 из состава 851-го корпуса морской авиации Японии. Летающие лодки базировались на острове Шортленд и выполняли разведывательные полеты в обширном секторе южнее и восточнее Гуадалканала, наблюдая за коммуникациями противника.
Здесь же пролегали маршруты полетов американских патрульных самолетов B-17 и B-24. Воздушные бои между ними не были редкостью, но победа обычно доставалась американцам, чьи машины берегового базирования по скорости, вооружению и живучести значительно превосходили медлительные, слабее вооруженные и практически лишенные бронирования японские летающие лодки. Капитан-лейтенант Хицудзи стал одним из первых, кто выяснил, что служит причиной гибели японских патрульных самолетов, сумел победить в бою опасного противника и в итоге вернуться живым.
***
— Вражеский самолет! Близко! Справа-сзади! — доложил хвостовой стрелок.
— Все по местам! — крикнул я, увеличив скорость до максимальной и направив самолет вниз к поверхности моря.
Это происходило в 07.00 21 ноября 1942 года в 150 морских милях южнее Гуадалканала. Мы вели очень кровопролитную кампанию, теряя почти каждый день летающие лодки по неизвестным причинам. Перед тем, как вступить в бой, наши лодки успевали только передать по радио сигнал «hi» (в японской азбуке Морзе код буквы «hi», первой в слове «hikoki» или «самолет»), за которым следовала тишина. Очень немногие уцелели в воздушных боях. Чтобы лодка могла подробно сообщить о своем противнике, она обязательно должна была вернуться назад.
Наш командир очень переживал растущие потери, и всего несколько дней назад я уверил его, что долго это продолжаться не будет. К тому времени мы потеряли 16 лодок. Я не собирался быть семнадцатым. В задачи патрульного самолета не входило ведение воздушного боя, но теперь у меня не было другого выбора.
Я полагал, что бой должен был завершиться быстро. B-17 занял позицию выше нашего самолета справа-сзади и легко удерживался за нами. Он должно быть сообщал по радио на свою базу о нашем положении. Одного этого было достаточно. Если где-то здесь были пара или даже один вражеский истребитель, у нас не было ни единого шанса. Я сделал энергичный разворот влево и направился к противнику. Единственным нашим преимуществом был относительно небольшой радиус виража нашего медлительного самолета по сравнению с более скоростным B-17.
Противник очевидно был удивлен нашим внезапным разворотом. Когда мы на встречных курсах проходили друг мимо друга, B-17 был подбит огнем нашей хвостовой пушки, его левый внутренний двигатель загорелся. Вражеский самолет вышел из боя, волоча за собой длинный хвост черного дыма. На удивление он оказался не очень упорным противником. Мы продолжили свой разведывательный полет, но я чувствовал, что это еще конец.
— Завтракайте, пока они не вернулись, — приказал я и перешел в кресло командира, чтобы открыть свой завтрак. Довольно скоро второй пилот тихонько показал пальцем что-то впереди слева. Я посмотрел туда, и там был он. Другой большехвостый B-17, направляющийся прямо к нам. Тот, которого мы подбили, должно быть запросил помощь. Мы все были готовы к бою, и я встал со своего места. Я закрыл топливные баки и потянул рычаг противопожарной системы. Она заполнила свободный объем баков углекислым газом. Все стрелки заняли свои места. Я мог видеть носового стрелка, усмехающегося в своей турели.
— Так, мы готовы, — сказал кто-то.
На высоте 30 метров и скорости 150 узлов мы уходили к густым облакам в сторону своей базы. Самолет противника не атаковал сходу. Он прошел мимо нас. Я подумал, что он избегает входить в зону огня нашей хвостовой пушки. Вероятно он собирался атаковать в лоб. Бой вот-вот должен был начаться.
— Он подходит! — закричал кто-то, и в тот же момент носовые пулеметы противника и все четыре наших пулемета правого борта открыли огонь. Когда мы проскочили друг мимо друга, я увидел пучки трасс хвостовых пулеметов врага, но они проходили позади нас. Никаких попаданий с обеих сторон. Мы не изменили курс и шли к дождевому шквалу.
Более скоростной противник быстро развернулся и лег на пересечение нашего курса, атакуя, когда проходил мимо нас.
Мы шли на очень малой высоте, и море позади нас побелело от пулеметных очередей. Бой продолжался, и пулеметные трассы проходили все ближе и ближе. Я не слышал ничего кроме стука пулеметов и рева моторов. И ни на мгновение я не мог оторвать взгляд от самолета противника. Он в четвертый раз проходил мимо нас, и когда пересекал наш курс, пуля из его 12,7-мм пулемета попала в кабину.
Он кричал радисту, потому что искра от телеграфного ключа могла поджечь пары бензина. Но раненый радист продолжал передавать сообщение, что нас атаковал вражеский бомбардировщик. Противник начинал новый заход.
Я снял шарф, бросил его старшему лейтенанту Идэ, который вел огонь, и крикнул: «Остановите кровотечение!» Через люк топливных баков я увидел, что бензин выливался из поврежденного бака. Это было чудо, что он еще не загорелся. Пол кабины вскоре был залит бензином. Я подал дополнительный углекислый газ и увидел, как он белой струей заполнял топливный бак. Раненый бортинженер все еще кричал: «Бензин!» Я смог только крикнуть ему в ответ: «Все в порядке! Позаботься о себе!»
Нам удалось остановить кровотечение у радиста, но враг все еще продолжал атаковать. Среди грохота пулеметных очередей я слышал, как пули противника поражали наш самолет. Самолет вздрагивал при каждом ударе. Все четыре мотора работали на полной мощности.
В ходе шестой атаки я увидел, как открыли огонь хвостовые пулеметы врага, раздался сильный звук удара позади носового стрелка главного старшины Такахаси, направленный в пол ниже места пилота, там, в днище нашего самолета, оказалась большая пробоина размером около 30 см. Сквозь нее я видел волны.
К этому времени я был уверен, что этот B-17 сбил не одну летающую лодку. «Это были не истребители. Это был он. Другой патрульный самолет! Я хочу сбить его. Он не должен больше получить ни одного значка воздушной победы!» Когда я сделал такой вывод, у меня появилась еще одна мысль. Если мы не можем сбить его из бортового оружия, мы будем таранить. Я достал и зарядил свой пистолет.
— Если будет еще хуже, мы тараним его, хорошо? — сказал я первому пилоту лейтенанту Кобаяси. Он слегка кивнул. «Хорошо, теперь мы готовы». Решение я принял. Я собирался застрелиться в момент тарана, так, чтобы погибнуть перед тем, как погибнет весь экипаж.
Я почувствовал, что боковая панель кресла командира стала очень горячей. Я был потрясен, найдя пулю, которая застряла в панели. Если бы я не стоял, она попала бы мне прямо в спину! (Эта пуля все еще хранится у меня.)
Я заметил, что огонь нашего противника стал значительно более слабым. Или некоторые его стрелки были ранены или убиты, или у них кончился боезапас. Я подумал, что мы сможем его победить, когда второй пилот внезапно бросил самолет вниз. Море было прямо перед нами.
— Не сейчас! — закричал я, решив, что он собирался таранить B-17, но вскоре понял, что наш второй пилот, главный старшина Кира, уклонился от столкновения с самолетом противника, который подошел сбоку. Враг прошел примерно в 30 метрах позади нас. Хвостовой стрелок всадил целый барабан 20-мм снарядов в B-17.
Все снаряды попали в фюзеляж самолета противника. Он прошел правее нас, потом заложил вираж влево и начал приближаться к нашему самолету. Я видел лицо вражеского пилота. Хотя это и не могло помочь, но я стрелял по нему из пистолета.
Возможно, противник тоже пытался нас таранить. Я заметил, что все его пулеметы торчали в разные стороны. Должно быть, у него не было патронов. Он пролетел рядом с нами, разворачиваясь и немного рыская по курсу, но в конечном счете исчез в дожде в направлении Гуадалканала, теряя бензин из поврежденных баков. «Мы победили!» — сказали мы друг другу, но дальше сражаться мы уже не могли.
Летающая лодка капитан-лейтенанта Хицудзи возвращалась к Шортленду, но впереди было еще одно испытание. После приводнения, когда ее нос опустился, через пробоину в днище в лодку начала поступать вода. Закрыть такую большую пробоину было не чем, ее попробовали заткнуть спасательными жилетами, которые, очевидно, не удержались, и шесть человек копошились над пробоиной, пытаясь прекратить поступление воды. Когда лодка подошла к берегу и села на мель, кабина была затоплена, и люди держали головы только чуть выше воды. Каждый был покрыт водой, нефтью и кровью. В их самолет с бортовым номером 36 (это мог быть O-36 или 851-36, или 51-36) попали 93 пули калибром 12,7 мм.
Для улучшения обороноспособности летающих лодок был немедленно принят ряд мер. В полевых условиях были сделаны следующие изменения:
- Все топливные баки были покрыты каучуком и скреплялись проволочной сетью. (Хицудзи отмечает, что американские протектированные баки с защитным покрытием с внутренней стороны были намного более эффективны, но повторить такую конструкцию в полевых условиях было невозможно.)
- Вооружение лодок H6K было увеличено с одной 20-мм пушки и семи 7,7-мм пулеметов до трех 20-мм пушек (хвостовая башня и бортовые блистеры в средней части) и пяти 7,7-мм пулеметов (в носу, сверху, снизу и по бортам фюзеляжа).
- Позади пилотских кресел устанавливалась 20-мм броневая плита, на местах стрелков монтировались щиты такой же толщины. Однако Хицудзи отмечает, что броня позади пилота не решала всех проблем, ведь спереди не было даже никакого намека на пуленепробиваемое стекло.
Все эти изменения составили 1,5 тонны дополнительного веса, но они не очень затронули такие важные показатели, как скорость и дальность полета. Кроме того, стали проводиться усиленные тренировки по ведению воздушного боя.
Капитан-лейтенант Хицудзи пережил войну и стал последним японским пилотом, летавшим на лодке H8K2. Именно он перегонял гидросамолет в Йокогаму для передачи американским оккупационным силам после японской капитуляции.